Золотое шитье светлиц великокняжеского рода

А. Круглова

Главным в деятельности светлиц великокняжеского рода было рукоделие для церкви. Для женщины такое рукоделие было проявлением благочестия и занимало важное место в системе ценностей православного патриархального уклада русской жизни. Яркую подробнейшую картину этого уклада живописует "Домострой". Рисуя идеал народной жизни, он в тоже время красноречиво свидетельствует о том, что далеко не все следовали этому идеалу, но он сознавался и в нем нуждались. Женщина несла великую ответственность за сохранение и воплощение этих жизненных идеалов. По "Домострою", едва ли не главной добродетелью жены наряду с послушанием и молчаливостью являлось рукоделие: <...>А всегда бы жена безъ рукоделия сам ни на часъ не была разве немощи".1 Рукоделию придавалось тем большее значение и забота, чем виднее было положение семьи в общественной иерархии.

Золотным орнаментальным шитьем занимались не только в княжеских или боярских светлицах. Издревле оно было распространено и среди простого люда. Однако церковное лицевое шитье (т.е. шитье с изображением ликов), появившееся на Руси с православным богослужением, требовало не только дорогостоящих материалов, но и труда художников-знаменщиков, словописцев, травщиков. Поэтому церковным шитьем занимались только в мастерских богатых монастырских и мирских хозяйств.

Одним из древнейших памятников лицевого шитья с сохранившейся надписью о вкладе является храмовая завеса с изображением Спаса на Убрусе с предстоящими. Создана она была в 1389 году в светлице великой княгини Марии Александровны Тверской (в иночестве Феотинии), вдовы Симеона Гордого, и предназначалась, как полагают, для храма Спаса-Андроникова монастыря, стерегшего путь на Москву с юго-восточной стороны, со стороны монголо-татарских орд. Убрус с Нерукотворным Образом, укрепленный некогда над Золотыми воротами Эдессы, хранил этот город от нашествия врагов. Пелена-завеса 1389 года, на которой, кроме Деисуса, изображены четыре митрополита русской Церкви, ходивших в XIV веке в Орду для умиротворения ханов, видимо, создавалась с мольбой к Спасителя об избавлении и защите отечества от нашествий иноплеменников.

Нет никаких сведений о светличном рукоделии матери Дмитрия Донского, ни о светлицах его жены, св. блгв. кн. Евдокии. Св. Евдокия (в иночестве Евфросинья) основала в Москве женский Вознесенский монастырь, и по традиции, перенятой из Византии, здесь обязательно должны были быть золотошвейные мастерские.

Среди вкладов Василия I, сына Дмитрия Донского, была дивная по красоте плащаница с Положением во гроб, шитая, очевидно, в светлице жены Василия Софьи Витовтовны. Плащаница была вложена в монастырь еще при земной жизни прп. Кирилл, духовно окормлявшего членов великокняжеской фамилии. Наверное, она предназначалась во вновь построенную церковь, строить которую прп. Кирилл благословил после того, как стала умножаться братия вокруг пещерки подвижника. С каким же настроем должны были вышивать в княгининой светлице эту чудную плащаницу, к которой должен был прикладываться в Великий Пяток сам игумен обители.

Василий II Темный тоже был вкладчиком в Кирилло-Белозерский монастырь. Покров на гробницу прп. Кирилла, по-видимому, был вложен им в монастырь через год после изгнания своего мятежного родственника Дмитрия Шемяки из Москвы в 1447 году в благодарность за духовную помощь в этом игумена обители Трифона. Покров создавался в светлице жены князя Марии Ярославны, которая разделила с мужем тяжкие дни унижения и тревожной разлуки с детьми, ужасания вероломству сородича. Всю благодарность за избавление от тех страшных дней она выразила в воплощенной в рукоделии молитве к Кириллу Белозерскому.

Другие известные произведения мастерской Марии Ярославны - покров на раку Сергия Радонежского из Троице-Сергиевой лавры и плащаница "Положение во гроб" из святой Софии Новгородской - были также вложены в связи с событиями беспокойного княжения Василия Темного.

Небольшая живописная пелена с образом Богоматери Одигитрии Смоленской и тринадцатью изображениями святых на широких каймах (из фондов музеев Московского Кремля) не имела вкладной надписи, но по стилистическим и техническим приемам была отнесена исследователями к середине XVI века. А порядок и ритм изображений Иоанна Златоуста и князя Бориса слева и свв. Князей Владимира и Глеба справа на нижней кайме пелены под образами московских святителей Петра и Алексея, вышитых на ее боковых каймах, позволили разгадать имя высокородной вышивальщицы. В середине XVI века в семье московских князей (а на это указывают изображения покровителей московского княжеского рода свтт. Петра и Алексея)вышить рядом Иоанна Златоуста (святого покровителя Ивана III) и редкое для Москвы изображение св. Бориса могла только Мария Борисовна Тверская, первая жена Ивана III Васильевича. Отношения между домами московских и тверских рюриковичей были весьма напряженными из-за векового соперничества двух княжеств. Женитьба детей кн.Василия и кн.Бориса была устроена в короткий период примирения в трудные для Василия II годы усобицы с Шемякой. Мария Тверская умерла внезапно в 1467 году двадцати пяти лет от роду в отступление Ивана III, как подозревали современники, "от смертного зелья". Вероятно, новая родня недолюбливала тверитянку из-за ее происхождения, и изображение святого покровителя ее отца рядом с покровителем Ивана III на пелене можно расценивать как известную молитвенную отвагу княгини.

Вторая жена Ивана III, византийская принцесса Зоя, или Софья Фоминична Палеолог, тоже держала при себе светлицу, произведения которой резко выделяются в истории этого вида древнерусского искусства своей нарядностью и характерной особенностью - вышитыми разноцветными крапинками по поверхности красочных пелен. Известно, что Софья вкладывала свои пелены в Кирилло-Белозерский монастырь, укрываясь там с казной от опасности в 1480 году в дни нашествия хана Ахмата, в Троице-Сергиеву лавру - после рождения дочерей с молением о даровании наследника, затем с благодарением за рождение сыновей и с благодарением за благополучный для нее исход в опасной придворной борьбе за права наследника для своего сына, будущего Василия III.

До наших дней сохранилось несколько произведений светлицы Соломонии Юрьевны Сабуровой, жены Василия III. Самое раннее из них - покров на гробницу Кирилла Белозерского, создававшийся, видимо, с прошением о чадородии неплодной княгини. Он был вложен в монастырь в 1514 году сразу после взятия Смоленска, о чем свидетельствует шитая "приписка" к титулу великого князя, который, очевидно, был рад возможности сделать дар и с благодарением за эту победу. Другие две пелены светлицы Соломонии, вложенные в 1525 году в Троице-Сергиев и Кирилло-Белозерский монастыри, пронизаны горячей мольбой о даровании ей "плода чрева". Это прошение есть и в надписи одной из пелен, оно читается и в выборе тщательно продуманных сюжетов. Тогда же в лавру Сабуровой был вложен покров на раку Сергия Радонежского.

В 1526 году против воли, с плачем и проклятиями от горя и унижения Соломония была пострижена в монастыре "неплодия ради" своего. Однако же, надев свой монашеский куколь, княгиня - инокиня с рвением обратилась к исполнению неволею принятых обетов. К гробнице преставившейся в 1542 году в Покрово-Суздальском монастыре схимонахини Софьи (монашеское имя княгини) приходили люди, почитавшие ее как святую, и получали по вере чудесные исцеления. До наших дней сохранилось произведение монастырской светлицы княгини - покров на гробницу Евфросинии Суздальской из Ризоположенского монастыря. Красивый одухотворенный лик с удлиненными широко расставленными глазами под несимметрично поднятыми густыми черными бровями выражает проникновенный взор и отрешенность от мира. Глядя на явно восточный тип аскетической красоты, невольно думаешь, что замечательный художник, знаменивший покров, придал образу Евфросинии черты ее горячей последовательницы, род которой происходил от татарского мурзы. Примечательно, что в житии местночтимой св. Соломонии среди чудес, явленных от места ее погребения, есть чудо, подобное свершившемуся в 1238 году молитвами еще земной ходатаице к Богу Евфросинии, спасшей свой Ризоположенский монастырь от нашествия разоривших Суздаль татар. В 1613 году во времена Смуты Соломония явилась в иноческом образе главарю разнузданной шайки остатков польско-литовского воинства, бесчинствовавшего в Суздале, и, устрашив его таким своим явлением, сохранила Покровско-Суздальский монастырь от осквернения.

Сын Василия III от второго брака Иван IV Грозный, приняв титул царя, "в общих чертах. В общих положениях быта<...>" нисколько не удалился "<...> от обычных исконных, типичных очертаний русской жизни".2 Но жизнь царицы, вознесенная "на высоту недосягаемую", как драгоценнейшая святыня, тщательно скрывалась от людского взора, не представляя потом из себя никакой тайны. Жизнь царицы выстраивалась в соответствии с чертами житийного типа благоверных княгинь, как они и "подписывались" в простоте на каймах вышитых пелен. Этот тип святости глубоко почитался народом, веками хранившем молитвенную память о святых русских женах - благоверных княгинях. Примеры житий, передавшихся и в устной традиции, и разная учительская литература, включая "Домострой", служили руководством для народа в построении благочестивой семейной жизни, и им особенно тщательно, почти непреложно следовали царицы, к чему их обязывало высочайшее положение. Любые занятия и события в жизни царицы мыслились и воспринимались как исполненные глубокого значения для государевой семьи и государства в целом. И по-прежнему, благоверная княгиня, ставшая хозяйкой царицыных светлиц, проводила самое светлое время дня за молитвенным рукоделием.

Первая царица государства Российского, юная жена Ивана IV Анастасия Романовна Захарьина, уже в первый год своего замужества сделала несколько вкладов в церкви и монастыри. Чуть позже, в 1552 и 1553 гг. Были сделаны покровы с молением о царской семье на раку митрополита Ионы. Тогда же была создана хоругвь с образом Дмитрия Солунского - небесного покровителя родившегося в октябре 1552 года царевича Дмитрия. Вложенный в Кирилло-Белозерский монастырь покров с образом Кирилла, шитым по черной камке (род шелковой ткани), выражал собою скорбь неутешной матери , похоронившей к восьмому году супружества троих младенцев: Анну (1549-1550), Марию (март - май 1551 г.) и царевича Дмитрия (1552-1553), нелепо оброненного нянькой в воду во время церемонно обставленной переправы царской семьи на берег озера при возвращении из богомольной поездки в Кириллов монастырь. Покров второй половины 50-х гг был сделан Анастасией на раку прп. Никиты Переяславского в благодарность за его молитвы о даровании ей чад в связи с рождением царевичей Ивана и Федора.

После смерти Анастасии Романовны в 1563 году в светлицах шили только роскошные покровы с орнаментом, и новый расцвет лицевого шитья наступил лишь при последней жене Ивана Грозного царице Марии Федоровне Нагих, матери св. царевича Дмитрия. Хочется напомнить, что шитые вещи, о которых здесь идет речь, все удивительно красивы, каждая - неповторима, они источают благодать, прикладываясь к ним, богомольный народ получал исцеления. Такими же по своему дивными были покровы и пелены царицы Марии, не оставившей занятий рукоделием ни  ссылке с маленьким сыном в Угличе, ни в иночестве, после гибели царевича. В годовщину его гибели 15 мая 1592 года "старицей инокиней Марфой" (монашеское имя царицы) был дан вклад в Кирилло-Белозерский монастырь "по царевиче Дмитрии Ивановиче" - покров с образом прп. Кирилла.

Подъем в творчестве светлиц при Марии Нагих был подхвачен новой царицей Ириной Годуновой, женой царя Федора Ивановича. Царица жила в тревожное время, полное смут и жестоких интриг бояр, против нее создавались заговоры, поводом к которым служило ее "неплодие" и которые, главным образом, имели цель удалить от царя его властного шурина, боярина Бориса Годунова. Не последнюю роль в провале заговора сыграло личное влияние Ирины Федоровны на царя. Царица, глубоко переживая свою неспособность даровать наследника престола, находила утешение в молитвенном творчестве своих процветавших светлиц. Шились красивейшие покровы на раки Сергия и Никона радонежских, Александра Свирского и другие. Как бы в ответ на появление в конце 80-х гг. В Москве некоего юродивого, смущавшего народ клеветническими слухами о благочестивой княгине, был создан покров на гроб Василия Блаженного (1589 г.) в храм Покрова на Рву. В год беременности и рождения вымоленного ребенка, царевны Феодосии (1592-93), в царицыных светлицах было сделано до половины из сохранившихся до наших дней произведений лицевого шитья. Среди них был покров с Голгофой из серебряных дробниц (металлические пластинки с узорочьем), обнизанных жемчугом, на гроб "неплодной" великой княгини Соломонии в суздальский Покровский монастырь.

В Новодевичьем монастыре, где постриглась Ирина (в монашестве Александра) после смерти мужа, ею были вышиты сохранившиеся поныне "Похвалы Богородице" и пелена с образом мч.Ирины.

Замечательные пелены шила дочь Бориса Федоровича Годунова, царевна Ксения, жизнь которой рано была изломана в годы безбожного лихолетья Смутного времени.

Первой хозяйкой в светлицах после Смутного времени и воцарения Михаила Федоровича Романова долго оставалась великая инока Марфа (в миру Ксения Ивановна Шестунова), мать царя. Поселившись в Воскресенском женском монастыре в Кремле, она сразу же взялась за возрождение светличного мастерства.

При жене Михаила, Евдокии Лукьяновне Стрешневой, опять стали прилежно шить покровы с прошением о даровании наследника и в благодарность за услышанные мольбы. Произведения светлиц новой династии отличаются торжественностью исполнения, дороговизной материалов, обилием золота, драгоценностей, что, однако, не говорит об утрате художественного вкуса, но, наверное, отражает представления новоявленного царского рода о том, какими должны быть царские вклады. Изготовление таких вещей, действительно, должно было дорого обходиться истощенной казне. Тем больше в них было значения, коли не "от избытка своего" давались.

Огромное количество произведений создавалось в светлицах при царице Марии Ильиничне Милославских, первой жене Алексея Михайловича. В этот период появилось увлечение производимым эффектом шитых вещей, который стал подменять глубину и простоту религиозного чувства. Во второй половине XVII века много личного шитья делалось на заказ.

Мария Ильинична была хозяйкой светлиц 20 лет. Наталья Кирилловна Нарышкина, вторая жена Алексея Михайловича, мать Петра I - только 5 и не оставила заметного следа в истории мастерских. Ее больше отвлекали первые светские забавы, заведенные царем после войн в Польше. Еще вышивали царевны сестры и дочери Алексея Михайловича, но вскоре, с наступлением петровских новшеств, грубой ломкой традиционных представлений о бытовом укладе российского общества, особенно, с указом 1718 года о проведении "ассамблей" с обязательным присутствием женщин, закончилось древнее светличное искусство лицевого шитья.

В повседневной действительности древнерусских княгинь и цариц церковное рукоделие было предметом особой заботы. Прошения, в связи с которыми предпринималось шитье, были самыми важными, насущными в их жизни: о спасении души, о здравии, о помиловании душ умерших родных, о чадородии, о благоденствии отечества. Светличное рукоделие требовало регулярности, усидчивости, терпения, молитвенной сосредоточенности и имело непереоценимое значение в духовной жизни этих венценосных жен.

В статье использованы данные исследований Л.Д.Лихачевой и Н.А.Маясовой.